Шапка
31.01.2013 by Юрий Кузнецов
Собственные имена и сюжеты рубрики «Тогда в армии» выдуманы.
Не ищите совпадений с действительностью. Если они и есть – то случайны.
Курсант Иванов учился на третьем курсе инженерной академии. Был февраль. Окончилась последняя пара. Он вместе с товарищами по учебному отделению, в хорошем настроении по причине предстоящего обеда, спустился в гардероб. Рубон – прием пищи — в армии дело святое. В гардеробе шинель висела на месте. Шапку после самого тщательного осмотра всех мыслимых мест, куда бы она могла упасть или закатиться, обнаружить не удалось. Не висела она и нигде на вешалке. Едва ли могла она выпасть из рукава шинели. Иванов, как и остальные курсанты, всегда укладывал ее в рукав очень плотно. Некоторые, правда, уже наученные жизнью, носили шапку с собой на занятия в своих сумках, но она занимала много места, и мешала. На выходе из учебного корпуса старшина курса построил все учебные отделения в колонну по четыре.
— Иванов! В чем дело?
— Шапка пропала…
— Встаньте на левый фланг.
Иванов ушел в конец строя. При росте под два метра, стал рядом с теми, кто был в последней шеренге – с низкорослыми. Посему голова его без шапки резко выделялась, торчала на полметра выше соседей и бросалась в глаза издалека.
***
Для наблюдения за воинской дисциплиной на прилегающих к академии территориях, ежедневно назначались дежурные офицеры. Это не был патруль. Никаких опознавательных знаков, повязок на таких офицерах не было. Их функции от патруля отличались тем, что контролировали они только курсантов своей академии. Курсанты придумали этим дежурным лицам короткое название: сека. Ибо те стояли и секли, т.е. наблюдали за всеми. Контролировали дисциплину строя, пресекали одиночное хождение курсантов, нарушения формы одежды, элементов отдания воинской чести и т.п. Ходить курсантам первых трех курсов разрешалось только строем. Все нарушения секи записывали в блокнот. К субботе эти данные предоставляли заместителю начальника академии. Генерал – лейтенант Мамонтов, Герой Советского Союза. Летчик. Звание это получил за исключительную отвагу и героизм в воздушных боях во время Великой Отечественной. А также за большое количество сбитых самолетов фашистов. Был подбит. Горел. Но сумел посадить горящую машину и выжил. Лицо генерала состояло из кожи, пересаженной с других участков его тела.
Разбор с нарушителями был коротким. Если курсант был виновен хоть в мелочи, то в лучшем случае он получал десять суток ареста. Чаще пятнадцать. Это означало, что все это время он будет выполнять тяжелейшие работы со скальным грунтом километрах в тридцати за городом. Именно там и находилась гауптвахта. Если арестованный не справлялся с нормой выработки, или даже в мелочи нарушал установленный там порядок, дисциплину, ему добавляли несколько суток ареста. Так могло происходить несколько раз. Но более двадцати девяти суток держать было нельзя. По тогдашним советским законам лишение свободы на месяц было уже уголовным, а не дисциплинарным наказанием. Об этом очень жалел в те годы начальник гауптвахты в отношении некоторых арестованных.
***
Как только курс, в последней шеренге которого шагал Иванов без головного убора, поравнялся с первым же секой, тот приказал старшине остановить строй. Ни о чем не спрашивания, проявляя ярое служебное рвение и, продуктивно выполняя возможно установленный план, сека спросил у Иванова фамилию, факультет и курс. Все записал и бросил старшине курса:
— Ведите!
Как и полагалось по Уставу, о полученном замечании Иванов доложил после обеда начальнику курса. На самом деле никакого замечания он ни от кого не получал, но сека его записал, и ничего хорошего это не значило.
В субботу после обеда, начальник курса сказал Иванову.
— Готовься. В 15:20 выходим с тобой на разбор к генералу.
В 15:15 после проверки внешнего вида Иванова, они пошли к Мамонтову.
У дверей его кабинета было человек двадцать пять нарушителей. У всех, кто ждал своего часа, лица были очень невеселые. Эти же курсанты на выходе от генерала почему-то улыбались. Наверное, по причине того, что отмучились, что наступило облегчение. Каждому выходившему, все ожидающие экзекуции, нервно, жадно и хором задавали один и тот же вопрос:
— Ну что?
Ответы тоже были почти все одинаковы:
— Пятнадцать суток.
Или:
— Десять суток.
Получивший свое, весело улыбался и спешно уходил в подразделение.
Вышел очередной курсант. Сообщил:
— Пятнадцать суток.
За ним показался капитан со списком в руках. Посмотрел в него и назвал Иванова.
— Пошли, — сказал начальник курса.
Иванов доложил о прибытии строго по Уставу. Генерал стоял, опираясь на свой стол, кулаками и животом. Половину груди занимали колодки от орденов и медалей. Великолепно блистала звезда Героя. Речь его всегда состояла из предложений в два-три самых простых слова. И сейчас было также.
— А Вас, это, сюда вот, за что?
— Товарищ генерал-лейтенант! После занятий я прибыл в гардероб. Стал одеваться. Шинель была на месте. Шапка – нет… Доклад закончил.
— Подождите, подождите, это вот… Не понял!
Начальник курса:
— Вы яснее говорите! Докладывайте понятно!
Иванов опешил. Как можно было докладывать еще понятнее о том, что его шапку сперли? Единственное, что он очень хорошо знал, его тщательно предупредили опытные нарушители дисциплины — ни в коем случае нельзя было произносить слово «украли». Это значило бы, что в военной академии имеется воровство. За такую клевету могли и отчислить к чертовой матери. Да и не пойман – не вор. Значит, и нет никакого воровства! Иванов набрал воздуха. Впервые в жизни он почувствовал, что значит выражение – трясутся поджилки. Реально то, что с обратной стороны над коленками, у него затряслось.
— Товарищ генерал – лейтенант! После занятий я прибыл в гардероб. Стал одеваться. Шинель была на месте. Шапки – не было. Она исчезла.
— Это как это, исчезла? – Генерал Мамонтов возмущенно и неподдельно удивился. – Это вот, как? Рррраз, и исчезла!?
Он помолчал секунд десять, рассматривая курсанта. Похоже, он действительно никак не мог понять, как могут исчезать вещи. Ну ведь не в цирке же, на самом деле! Не иллюзион!! Продолжил:
— Так у вас так и китель, и штаны, трусы, кальсоны, — он особо выделил последнее слово, — исчезнут!
От логичной, по его мнению, экстраполяции темы исчезновения шапки страшное лицо генерала расплылось в подобии улыбки. Капитан, что помогал ему со списками, тоже немедленно услужливо заулыбался. Через секунду Мамонтов перестал улыбаться. Капитан тоже.
— Да-а-а-а, — потянул генерал и опустил лицо к столу. Сокрушенно помотал головой, – ничего не понимаю! Это… Вы выйдите. А Вы, – к начальнику курса, — останьтесь.
Иванов вышел. Все набросились на него с тем же вопросом. Он честно ответил:
— Пока ничего не сказал.
Через полминуты вышел начальник курса.
— Пойдем, Сережа.
— Что мне? – Спросил Иванов.
— Ничего. Нарушать не надо!
— А что сказал генерал?
— Спросил – хороший курсант или плохой?
***
Молча дошли они до расположения курса. Шапку Иванов, как и другие многие курсанты, с тех пор в гардеробе не оставлял.
Category: Тогда в армии