СтрЫжка
22.01.2013 by Юрий Кузнецов
Собственные имена и сюжеты рубрики «Тогда в армии» выдуманы.
Не ищите совпадений с действительностью. Если они и есть – то случайны.
1
Шел 1970 год. Расцвет брежневской эпохи. Курсант Иванов окончил первый курс престижной военной академии в Ленинграде и получил отпуск. Ему только что исполнилось 18 лет. Отпуск для любого курсанта самая большая радость и огромное счастье. Начальник курса долго и неоднократно инструктировал отпускников о поведении в отпуске, о внешнем виде, о соблюдении воинской дисциплины, о запрете для всех военнослужащих срочной службы употребления спиртных напитков. О необходимости своевременного прибытия в местную комендатуру или иной орган воинского учета отпускников и постановке там на учет. О том, чтобы не забыли потом сняться с учета. О том, чтобы каждый помнил какой город и какую академию представляет в месте проведения отпуска: в своих городах, деревнях, селах, станицах. Чтобы все чтили и высоко несли знамя и дух курсанта такого значимого высшего военного учебного заведения.
Особое внимание всегда в таких случаях обращалось на внешний вид. Полковник Горбатко с кафедры строевой подготовки так охарактеризовал на одном из занятий должный внешний вид военнослужащего. Форма отглажена. Муха порежется, если сядет на складки галифе или брюк. Лицо идеально выбрито. Стрижка короткая, аккуратная. Бляха ремня сверкает, как настоящее золото. Сапоги начищены так, чтобы в них курсант, как в зеркале, свободно видел отражение своего лица. Осанка прямая, военнослужащий подтянут, молодцеват, взгляд прямой, добрый. Гражданский человек посмотрел – и в обморок упал от удовольствия.
Примерно по таким критериям и проверялся внешний вид курсантов начальником курса и курсовым офицером перед выдачей отпускных билетов. В гражданском платье ходить курсантам запрещалось даже в отпуске. Редко кто сразу выдерживал все означенные требования. Людей отправляли переглаживать брюки, менять погоны, петлицы. В отдельных случаях подбирали новую, более подходящую форменную одежду, т.к. имеющаяся изначально явно была выдана не по размеру. Как всегда самое главное внимание при внешнем осмотре уделялось стрижке. Со второго, с третьего раза начальник курса «пропускал» стрижку одного и того же курсанта. Т.е. тогда только «принимал» стрижку, когда ничего практически на голове не оставалось. Иванова участь сия никак не миновала. Почти лысым, будучи идеально отглаженным, до синевы выбритым, начищенным, сверкающим и т.д. и т.п. он с глубоким вздохом упоения и чувством безмерного счастья получил, наконец, отпускной билет.
В аэропорту на удивление легко по тем временам он получил по воинскому требованию билет до дома, уплатив незначительную разницу между поездом и самолетом. Не помешали даже первые числа июля, когда летят массово. Повезло и то, что самолет вылетал через несколько часов. Расчетное время приземления в родном городе было 14:00. Прямо к обеду. Мама и папа встречали его в аэропорту. Город был небольшим, и встречающие стояли буквально в 40-50 метрах от трапа самолета.
Завтра утром курсант Иванов, послушно выполняя воинское законодательство, прибыл для постановки на воинский учет в комендатуру города. В дореволюционном особняке с колоннами царил сам дух воинской дисциплины. У входа висело огромное зеркало в рост двухметрового человека. Добротно выполненная надпись над ним гласила: «Воин, заправься!» Иванову стало немного не по себе. Он еще раз критически посмотрел на свое отражение, произнес про себя необходимые слова: «Товарищ лейтенант, (капитан, майор и т.д.) Курсант такого-то курса, такой-то академии прибыл для проведения отпуска. Разрешите стать на учет». Тут же рядом он заметил и окно в стене. Над ним тоже предельно ясно, как и должно быть в армии, было написано: «Дежурный по комендатуре. Постановка на воинский учет. Снятие с воинского учета». За столом сидел капитан с красной повязкой дежурного, в фуражке, кителе, в сапогах. В портупее. Т.е. в повседневной для строя форме. Вооружен. Температура на улице была 38 градусов в тени. Видно было, что он мучился от жары.
Иванов, отдал воинскую честь и заученно произнес отрепетированную только что короткую тираду. Дежурный мельком взглянул на него и сказал:
— Идите к коменданту.
Иванов посмотрел еще раз на надписи «Постановка на воинский учет. Снятие с воинского учета». Ничего не понял. Приложил руку к козырьку и ответил:
— Есть.
Он постучался в дверь с надписью «Комендант гарнизона». Никто не ответил. Иванов открыл дверь. Как пел бард: «за столом одиноко сидел капитан». С немыслимым для работника комендатуры нарушением формы одежды – без галстука и с расстегнутым воротом рубашки.
— Товарищ капитан! Курсант второго курса академии … Разрешите стать на учет?
Лицо капитана исказилось совершенно непонятной гримасой. И удивление, и презрение, и злоба, но главное – неподдельное стопроцентное непонимание происходящего было в нем.
— Вы что, товарищ курсант, вообще уже….? Вы трезвый или пьяный?! – прорычал он.
— Трезвый, товарищ капитан.
— Тогда почему Вы грубо нарушили статью … Устава внутренней службы?
— Не понял, товарищ капитан.
— Вы что, вообще ничего не понимаете?! Вы обратились к младшему по воинскому званию, не спросив разрешения у старшего начальника!
Лицо капитана побагровело. Иванов осмотрел кабинет.
— Товарищ, капитан, но ведь здесь никого нет! — удивленно ответил Иванов.
В этот момент из-под стола показалась широкая задница в форменных брюках, а затем и налитая кровью голова упитанного полковника. Лысая голова была не меньше футбольного мяча. Видимо под столом в той позе ему было очень неудобно. Полковник был одет без нарушений формы одежды. Положил на стол, поднятый с пола карандаш, глянул на Иванова.
— То есть, товарищ курсант, полковник, комендант гарнизона, для Вас это «никого нет»?!
— Извините, товарищ, полковник. Но вас не было видно.
— Товарищ курсант! Сначала Вы нарушили ст. … Устава внутренней службы, не спросили разрешения у начальника и в его присутствии обратились к подчиненному! Теперь Вы пререкаетесь со мной! Пререкания, невыполнение приказаний и случаи дезертирства — грубые нарушение воинской дисциплины! Что, товарищ курсант, в Уставе написано, что не надо спрашивать разрешения у старшего начальника обратиться к младшему по воинскому званию, если Вы не видите начальника? Или написано, что нужно сначала обратиться к начальнику, в случае его присутствия?
— Так точно, товарищ полковник. Так и написано.
— Вот! Я, что ли, виноват, по-вашему, что Вы нарушаете Устав?
— Никак нет, товарищ полковник.
Комендант немного успокоился. Критически посмотрел на Иванова.
— Идите стрЫчься, товарищ курсант.
Иванов не удержался:
— Но я же подстрижен, товарищ полковник.
Капитан. Наигранно удивляясь:
— Опять пререкается…
Полковник внезапно ласково:
— Ого го! Вам там еще стрЫчь и стрЫчь! Парикмахерская внизу, в подвале.
Парикмахерша неприятная и немолодая женщина грубо и очень быстро поводила несколько минут стрекочущей машинкой по лысой голове Иванова.
— Рубль 50.
Даже в Ленинграде самая модная стрижка стоила около 40-50 копеек. Но курсантов в двух парикмахерских академии стригли копеек за 30. Облысенный практически уже до нуля Иванов опять прибыл к коменданту. Повторил тираду. Капитана не было. Полковник сидел и внимательно читал какую-то бумагу.
Не подымая головы, он проговорил скороговоркой:
— Чего Вы сюда обращаетесь?! В коридоре окно для постановки на учет.
Было похоже, что он уже ничего не помнил про первый заход к нему Иванова. Про вменяемые им Иванову грубые нарушения воинской дисциплины и про приказание стрЫчься.
Иванов вышел. Дежурный по комендатуре удивленно посмотрел на курсанта.
— Не посадили Вас…
Иванов изумился:
— За что?
— Да сажают таких обычно…
Дежурный поставил штамп на обратной стороне отпускного билета «Взят на учет» с реквизитами комендатуры. Вписал туда дату и расписался.
Через несколько лет, Иванов узнал, что в подвале-парикмахерской о ту пору работала жена коменданта. Сам комендант оказался неплохим человеком. При соответствующем обращении к нему всегда шел навстречу тем, кто знал, КАК обращаться. В основном продлевал отпуска. Но помогал таким образом людям и по другим вопросам.
Category: Тогда в армии