132 отдельный батальон конвойных войск НКВД

01.03.2010 by Юрий Кузнецов

132 отдельный батальон конвойных войск НКВД

Все фотографии «кликабельны»1

Продолжим цикл очерков, самый общий смысл которых можно обозначить так: «Брест и окрест. Очевидное, но неизвестное». Если Вы внимательно читали предыдущие очерки, то уже наверняка поняли, что в наших небольших исследованиях важен не просто факт, а его глубокое осмысление с точки зрения главного, происходящего тогда в политической жизни нашего города, близ него, в стране, да и в мире в целом. Известно, например, что иногда фашисты давали шоколадку некоторым нашим людям. Прочитайте в этой рубрике очерк «Шоколадка от фашиста» и Вы увидите иную, подлинную истину, скрытую за этим запланированным пропагандистским фактом, рассчитанным на самый низкий интеллект человека, нищего духовно и материально. Очерк «К надписи на памятнике пограничникам в сквере Пограничников» оканчивается словами Гегеля: «Истина конкретна». От себя добавлю: но она при этом многогранна. И я всегда за ее многогранность, какой бы горькой для нашего понимания она не была. Долгие десятилетия, факты хорошо известные старшему поколению, тщательно скрывались по идеологическим соображениям, но и после распада СССР, после прекращения холодной войны, и, по сей день, мы зачастую пользуемся все теми же идеологическими штампами и клише, дающими только самые поверхностные представления об истине, а зачастую просто уничтожающими её, как таковую. О «неудобной» правде говорить не принято. Например, о том, как началась советская власть в Бресте. 22 сентября 1939 года. Фашисты чуть раньше захватили тогда город у поляков. А в этот день торжественно передали власть коммунистам. Об этом немного говорится в очерке нашей рубрики «MANUFAKTURA А. GOLDMAN». В том же очерке упоминается и некий 132-й отдельный батальон конвойных войск НКВД, мемориальная доска которому установлена в Брестской крепости; в нескольких десятках шагов восточнее Тереспольских ворот со стороны реки. На этой доске в названии батальона пропущено слово «конвойных»: («Здесь в июне 1941 года героически сражались с фашистскими захватчиками воины 132-го отдельного батальона войск НКВД. Вечная слава героям»).

Итак, этот рассказ о том лишь одном слове, которое умышленно не написали на этой доске и о том, что с ним было связано в те годы. Кстати, на всех информационных щитах Брестской крепости название этого подразделения везде написано без искажений:

Уважаемый читатель! Наберитесь терпения. Придется осилить около трех страниц документа. Я как мог, сократил его. Места, где напрямую упоминаются конвойные войска, я выделил жирным шрифтом.

Вот выдержки из статьи Максима Петрова специально для аналитической газеты «Секретные исследования» о депортациях населения Западной Белоруссии и Западной Украины.

«… Официально заявленная цель депортаций заключалась в удалении из новоприобретенных западных областей СССР «контрреволюционных» и «социально чуждых элементов».

В 1940-41 гг. советские власти осуществили четыре крупные депортации населения из западных областей БССР и УССР (последняя затронула также Литву, Латвию, Эстонию). Но отправка в ссылку людей началась уже в ноябре 1939 года и продолжалась до 22 июня 1941.

Первая депортация
5 декабря 1939 года Совнарком СССР принял постановление №2010-558сс, утвержденное в тот же день Политбюро ЦК ВКП(б), о создании в удаленных районах страны спецпоселений для 21 тысячи семей осадников… В соответствии с ним к концу года в Западной Беларуси были взяты на учет примерно 46 000 человек. 21 декабря Политбюро утвердило предложения ЦК КП(б) БССР об использовании имущества выселяемых… Было решено:
«1) Всю землю осадников, за вычетом той части земли, которая уже распределена между крестьянами, передать в земельные фонды областных комитетов для наделения ими совхозов и колхозов; 2) лошадей, продуктивный скот и сельскохозяйственный инвентарь передать вновь организуемым колхозам и совхозам…
В соответствии с одобренной 29 декабря инструкцией НКВД, арест и высылку всех осадников и лесников следовало произвести одновременно в течение одного дня. Все принадлежащее им недвижимое имущество, скот, инвентарь следовало конфисковать. В инструкции было сказано:
«Когда выясняются предварительные итоги обыска, осаднику (леснику) и всей семье предлагается одеться, после чего объявляется, что по решению правительства они переселяются в другую область (куда – не говорится). Выселенным разъясняется, что в новом месте жительства им будет предоставлено жилье и возможность работы. Предлагается собрать вещи, разрешенные к вывозу: одежду, белье, обувь, постельные принадлежности, посуду столовую, чайную и кухонную, ведра, продовольствие из расчета месячного запаса на семью, мелкий хозяйственный и бытовой инвентарь (топор, пила, лопата, мотыги, коса, грабли и др.), деньги (сумма не ограничена) и бытовые ценности (кольца, часы, серьги, браслеты, портсигары) сундук или ящик для упаковки». На сборы каждой семье отводилось максимум два часа. Опергруппы собирались накануне. Операция должна была начаться на рассвете, чтобы избежать «ненужной шумихи и паники». Станции оцепляли конвойные войска НКВД, которые сопровождали эшелоны из 55 небольших вагонов по 25-30 человек в каждом.
По своей жестокости и цинизму эта акция, впрочем, как и все последующие, не имеет аналогов в новейшей истории Европы. Попросту говоря, выселяемых обвинили в том, что они жили там, где большевики не желали их видеть. А служащих лесной охраны обвинили, ни много, ни мало, в подготовке кадров шпионов, диверсантов и террористов на случай войны с СССР!
Первая массовая депортация гражданского населения из Западной Беларуси и Западной Украины была осуществлена 10 февраля 1940 года. Выселению подлежали 141.759 человек, в том числе из Западной Беларуси – 52.892 (37,3%); из Западной Украины – 88.867 (62,3%).

К началу операции в каждую область прибыл оперативно-командный и рядовой состав органов и войск НКВД. Их встречали и размещали «местные товарищи» в условиях строгой конспирации, чтобы не допустить утечки информации о готовившемся злодеянии. Непосредственно перед началом операции проводили инструктаж:
«Перед выходом оперативных групп на операцию с рядовым составом провести политическую беседу о значении проводимых мероприятий партии и правительства…Особое внимание обратить на подготовку конвоирования выселяемых и недопущения случаев побега… Оружие использовать на поражение по убегающим». (Татаренко А. Недозволенная память: Западная Беларусь в документах и фактах. СПб., 2006, с. 187.)
В БССР из Москвы прибыли 18 высших чинов НКВД…В западных областях БССР выселение производили 6932 сотрудника органов НКВД, которым помогали 6718 красноармейцев.
Дальнейшие события мы дадим в описании Александра Татаренко:
«Первый акт задуманной Сталиным кровавой драмы состоялся 10 февраля 1940 года, когда в дома осадников в буквальном смысле слова постучалась смерть… В наиболее удаленные хозяйства оперативные группы прибыли только к полудню. Несмотря на 40-градусный мороз, могучий маховик карательной машины начал раскручиваться. На железнодорожных станциях стояли 32 эшелона (1940 вагонов), способных вместить многие тысячи репрессированных. С утра в деревнях и селах лаяли собаки, мычали коровы, голосили женщины и дети. Мужчины, как и подобает мужчинам, молчали. Но это молчание было страшнее любых слов. Грубая брань чекистов, красноармейцев и пограничников слышалась повсюду. К 10.00 к станции выдвинулись обозы, впереди, сзади и по бокам которых шли с оружием в руках конвойные. На санях разрешалось ехать только детям, больным и старикам. При встрече с односельчанами и знакомыми запрещалось разговаривать или что-нибудь передавать. Любая попытка сопротивления пресекалась.
Свидетельство Михаила Шведюка: «Утром нашу семью разбудил сильный стук в дверь. Был сильный крик: «Открывай дверь!» Дверь открыли, и мой отец увидел перед собою вооруженных энкавэдэшников. Оторванная от сна, перепуганная и уже вся в слезах наша семья ждала, что будет дальше. Ждали не долго. Стали проверять, все ли есть в хате. После проверки списка лиц, подлежавших аресту, чекист дал строгий приказ отцу и деду, чтобы они садились на пол около стены и заложили руки за шею. Их двоих, сидящих на полу, все время караулил солдат с револьвером в руке. А перепуганной маме, ее сестрам и брату был отдан еще один приказ: «Собирайтесь с вещами». (Татаренко А. Недозволенная память, с. 189.)
Выселению подлежали 9810 хозяйств (52.892 человека), из них осадников 6064 хозяйства (34.023 человека), лесников – 3746 хозяйств (18.689 человек). Было погружено в эшелоны 50.224 человека, арестовано 307 человек, умерло и убито во время операции 4 человека. Репрессировано после 13 февраля и помещено в изоляторы для последующей высылки 197 человек.
(Национальный архив РБ: фонд 4, опись 21, дело 2086.)
Согласно отчетам НКВД, через неделю – к 20 февраля, все 32 эшелона были отправлены к местам назначения. Их путь занял несколько недель. Доехали не все. Люди умирали от холода, болезней, отчаяния. Кончали жизнь самоубийством. Вагоны, как свидетельствуют очевидцы, подавались в антисанитарном состоянии, не были утеплены, в них отсутствовало какое-либо оборудование. Старики и малые дети умирали массово. Их выбрасывали на станциях, а иной раз прямо на обочину колеи. Л.П. Берия в служебной записке на имя Сталина от 1 мая 1944 года отметил, что в ходе довоенных депортаций в восточные районы умерло в пути 11.516 человек. В итоговом обзоре Главного управления конвойных войск кратко сказано, как проходила отправка 100 эшелонов (в среднем, 1396 человек на эшелон) февральской депортации:
«Вся работа частей по выполнению задания протекала в крайне сложной, а потому трудной обстановке (суровая зима, …требование произвести погрузку и отправление всех эшелонов в один день, … отсутствие команд обслуживания, перебои в снабжении продуктами и т.д.)». «Спецпоселенцы» оказались зимой в районах с суровым климатом. Как правило, их размещали в хозяйственных постройках тех лесхозов, совхозов и колхозов, куда привезли – в складских помещениях, амбарах, конюшнях, коровниках, полуразрушенных избах, заброшенных церквях и т.д. Питание и медицинское обслуживание не было налажено. Это тоже обусловило высокую смертность. Несмотря на холод, голод и болезни, все поселенцы в возрасте от 16 до 60 лет должны были работать на лесоповале. Никто не имел права покидать место поселения более чем на 24 часа. Детей в случае смерти матерей отправляли в приюты, где они большей частью быстро умирали. Помимо всех прочих проблем, дети абсолютно не понимали русского языка и поэтому не могли ни о чем просить своих палачей-надзирателей.

Вторая депортация состоялась 13-16 апреля 1940 года. В ходе ее в БССР репрессировали 26.777 человек (8055 семей), в Украине – не менее 40 тысяч. В вагоны погрузили в БССР 24.253 человека (7286 семей).
Людей, в основном – женщин и детей, вывозили в тяжелейшие условия голода и холода. Вот характерный отрывок из книги «Казахский триптих: Воспоминания о ссылке» (Варшава, 1992 г.) Люцины Дзюжинской-Сухонь: «Мы несколько дней ничего не ели, в прямом смысле ничего. Суровая зима. Лачуга, доверху заваленная снегом. Кто-то прорыл туннель снаружи, чтобы выбраться… Мама не может выйти на работу. Она голодна, как и мы. Улегшись на убогом ложе и, прижавшись друг к дружке, стараемся согреться. В глазах мерцает. Нет сил встать. В лачуге очень холодно… Мы всё спим и спим. Время от времени братишка просыпается и кричит: «хочу есть!» — он не может больше ничего сказать, разве что: «мама, я умираю». Мама плачет. Потом идет по соседним домикам, там живут наши друзья, она просит помочь. Напрасно. Мы начинаем молиться: «Отче наш…» И, кажется, происходит чудо. На пороге появляется подружка из соседней лачуги с пригоршней зерна»…
Условия жизни в Казахстане были не многим лучше, чем в северных областях СССР. Ссыльные жили чаще всего в самодельных землянках или мазанках, из-за отсутствия воды мылись крайне редко, в основном летом, когда вода нагревалась на солнце. Во многих поселках не было ни школ, ни больниц, ни медпунктов. Тяжел был климат: летом жара доходила до 45°, зимой морозы в 50°. По степи рыскали волки, нападавшие на скот и людей.
Особенно трагической оказалась судьба детей. Об этом свидетельствует, в частности, следующее письмо. Его отправили 20 мая 1940 года, в день, когда закончилась операция по массовому расстрелу польских военнопленных и заключенных тюрем. Польские дети Ян Денишин, Фалей Заводзки, Збигнев Енджейчик и Барбара Ковальска обратились к Сталину:
«Коханный ойче Сталин! Мы малы деци з балшим прошэнием до Великого Отца Сталина просим з гарачэго серца чтоб нам вирнули наших отцов, которые работають в Осташкове. Нас переслали з Западной Белоруси на Сибир и нам нивилели что небуть взяць з сабой. Нам сичас цяжко жывецца у всех децей мать не здоровые и не могут работаць и вопшэ ничто пронас не думае как мы живем и работы никакой недають. За это мы малы деци голодам примераем и еничо просим отца Сталина штов про нас не забыл мы всегда будем в Совецким Союзе хорошими рабочыми народом только нам тяжко жиць без наших отцов. До свиданя ойче». Но их отцов к тому времени уже расстреляли по воле «отца Сталина».

Третья депортация проводилась согласно постановлению Совнаркома СССР №497-177сс от 10 апреля 1940 года. Началась в ночь с 28 на 29 июня 1940 года, завершилась 2 июля… Всего набралось 76.382 человека (25.682 семьи), в том числе из БССР – 22.879 человек (7224 семьи), из Украины – 53.503 (16.894 семьи). Подавляющее большинство среди них составляли евреи (около 90%), спасавшиеся от кровавых расправ, учиненных в Польше в 1939-40 годах «айнзацгруппами» СД и гестапо. Поляков было менее 6%. И. Гальперин, специально изучавший этот вопрос, пишет:
«Еврейские беженцы из центральных и западных районов Польши, которые хотели вернуться к своим семьям и не были готовы принять советское гражданство, были изгнаны весной 1940 года из Западной Белоруссии и Украины во внутренние районы СССР. Их везли в товарных вагонах долгие недели – голодных, в жуткой тесноте, в нечеловеческих санитарных условиях. Часть из них умерла в пути, другие скончались в далеком изгнании от голода, от болезней, от тяжелой работы». (Гальперин И. Свет не без добрых людей. Тель-Авив, 2004, с. 48-49.)

Четвертая депортация
Постановление о проведении очередной депортации ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР приняли 14 мая 1941 года. Первый ее этап был осуществлен буквально в канун войны, 19-20 июня. Новый поток составил 96.618 человек (в том числе из БССР – 24.412 человек, из УССР – 72.206), не считая тех, кого в это же время вывозили из Литвы, Латвии, Эстонии.
В пути некоторые эшелоны бомбили немецкие самолеты. Вот что пишет в своих воспоминаниях один из «членов повстанческой организации»: «20 июня нас битком загнали в товарные вагоны, и мы поехали на Восток. Загрузили нас в вагоны для скота, с маленьким, сильно зарешеченным окном. Каждый вагон имел два ряда нар, на которых могло уместиться 45 человек. Посередине вагона была небольшая дыра для отправления естественных надобностей. Первый день стыд сдерживал нас от пользования ей. Позже каждый понял, что тут не игра, а борьба за жизнь. За 18 суток нас кормили всего три раза. В вагонах находилась местечковая интеллигенция, крестьяне, рабочие, ремесленники. Привезли в город Барнаул. Поселили в поселок, который назывался исправительно-трудовой колонией. Он состоял из нескольких бараков. Детям и взрослым выдавалось по 400 грамм хлеба в сутки, работающим – 800 грамм. Кто не работал, хлеб не получал. Женщины ходили по ближайшим колхозам и просили милостыню». (Малецкий Я. Под знаком Погони: Воспоминания. Торонто, 1976, с. 40.)
Второй этап четвертой депортации планировался на 26-27 июня 1941 года, но большевикам помешало начало военных действий.
В ходе этой бесчеловечной, от начала до конца преступной кампании, органы НКВД игнорировали даже элементарные правовые нормы… Сотрудники НКВД и милиции давали людям минимум времени на сборы, стариков, женщин и детей силой сажали в сани или на подводы и везли к железнодорожным станциям. Мужчины шли пешком. Хотя инструкция предусматривала два часа на сборы, реально очень часто им давали не более 30 минут.
Весь дальнейший путь этих людей представлял одно сплошное страдание. Те, кто выжил, описывают невероятный трагизм многонедельного перемещения в товарных вагонах, в условиях полной антисанитарии, в продуваемых вагонах, часто даже без печек-буржуек (несмотря на сильные морозы). Людей загоняли по 40-50 человек в вагоны с маленькими зарешеченными окнами, плотно закрывали и пломбировали двери. Зимой царил холод, летом душила жара, не хватало воды. В пути холод и духота, голод и жажда, болезни и жестокое обращение конвоиров тысячами косили несчастных людей, среди которых были и беременные женщины (4211 только в двух первых депортациях), грудные дети и беспомощные больные старики. Именно они умирали первыми. Ссыльные пухли и умирали от голода. Свирепствовали болезни, которые при полном отсутствии лекарств, нехватке пищи и тепла собирали обильную жатву.
Всего, по данным А.Я. Вышинского (будущего ген. прокурора СССР – Ю.К.), с захваченных СССР территорий Польши с ноября 1939 по июнь 1941 года были выселены 389.382 человека (из БССР – около 125 тысяч, из УССР – около 264 тысяч…Эти данные подтверждаются справками аппарата НКВД СССР и конвойных войск.
В эшелонах по пути движения и на местах в течение первого года умерло, как минимум, 10% от общего числа депортируемых, т.е. около 39 тысяч человек». Конец цитаты.

Итак, становится понятным, что упоминание слова «конвойных» на мемориальной доске в Брестской крепости было весьма нежелательным в годы советской власти. Слишком много еще было живых свидетелей, которые видели эти действия, и многие наверняка сочувствовали своим соседям в их горе.

А теперь несколько слов о знаменах двух воинских подразделений Брестской крепости.

Обе фотографии из книги Ростислава Алиева «Брестская крепость. Взгляд с немецкой стороны».

ООО «Стратегия КМ» Москва. 1999 г.

Широко известно, что знамена других частей (не НКВДэшных), например,знамя 393 отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, было спрятано военнослужащими тщательнейшим образом. Через 15 лет защитник Брестской крепости Р.К. Семенюк публично извлек его из тайника. Этот факт был снят на кинопленку и запротоколирован. Он зарегистрирован и в книгах С.С. Смирнова «Брестская крепость» и А. Суворова «Брестская крепость на ветрах истории». Бережно упакованное знамя даже не испортилось. Т.е. в данном случае полностью были выполнены требования Устава внутренней службы. Выписка из главы «Боевое Знамя воинской части»: «Весь личный состав воинской части обязан самоотверженно и мужественно защищать Боевое Знамя в бою и не допустить его захвата противником. При утрате Боевого Знамени командир воинской части и военнослужащие, непосредственно виновные в ТАКОМ ПОЗОРЕ, подлежат суду, а воинская часть — расформированию».

Я не собираюсь винить тех, кто воевал. Не имею НИКАКОГО права. Перед войной в голову нашим военнослужащим постоянно вдалбливали тогдашнюю установку партии и правительства: «Не поддавайтесь на провокации. У нас с немцами Договор о ненападении. Войны не будет». И вот, вопреки всему этому — мощным, одновременным, прекрасно скоординированным по фронту в 1200 км, и неожиданным по масштабу и характеру ударом, тебя начинают убивать. Причем организовано, грамотно, методично. Заблаговременно выведя из строя почти полностью все наше боевое управление в прифронтовой зоне и значительно далее на восток. Все это понятно. Никто НИКОГО из простых людей не винит! Не они виноваты!!! Здесь просто сопоставляются эти два факта. Военнослужащие 393 зенитного артиллерийского дивизиона блестяще выполнили вышеупомянутое требование устава, а военнослужащие 132–го батальона конвойных войск НКВД — главной тогдашней силовой опоры политики партии и государства, находившиеся точно в таких же условиях(!), данное требование не выполнили. Их захваченным знаменем хвастаются фашисты. Вывод напрашивается только один: конвоиром быть легче, чем солдатом. Вместе с тем известно, что дрались воины 132–го батальона НКВД (около 90 человек), как и многие другие защитники Брестской крепости, яростно и упорно, до последнего патрона и погибли героями. http://sb.by/print/post/64656/ (Все ссылки актуальны на момент написания очерка).

А мемориальный знак воинам этого батальона, умышленное искажение его названия – еще одно проявление игнорирования многогранности истины, или — однобокости подаваемой нам долгие годы в прошлом правды. Такой же однобокой правды, как, например, и то, что свечи наших брестских каштанов бывают только белого цвета.

Уже после завершения данного очерка я случайно нашел и прочитал материалы к встрече руководства Управления КГБ по Брестской области с прессой города. Брест 24.11.2009: http://valery-brest-by.livejournal.com/792681.html Странно, что пресса так ни разу и не упомянула ни по имени отчеству, ни по фамилии того, с кем вела беседу. Считаю это неприличным. Наверное, все же, с начальником. Зато разместила хорошее фото. На нем — должностное лицо приятной наружности, полковник, со знаком об окончании гражданского высшего учебного заведения. Предельно откровенно и ясно отвечает на вопросы. Особенно ценно для нашего очерка именно то, что начинает он свой рассказ как раз с темы депортации брестчан! Значит, это интересно многим людям, в том числе и тем, чьи предшественники около 70 лет назад были непосредственными участниками этой темы. А отдельные взгляды интервьюируемого на события полностью совпадают с высказанными в этом очерке, что говорит о достаточной объективности наших суждений.

1 марта 2010 г.

Category: Очерки